© М. Семёнова, перевод, 2016

© Оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2016

Издательство АЗБУКА®

Предисловие

Джоан Г. Робинсон родилась в 1910 году – второй ребенок из четверых в адвокатской семье. Ее раннее детство прошло в пригороде Хэмпстед-Гарден. Она посещала семь разных школ, но экзаменов не сдавала. Джоан всегда хотелось быть книжным иллюстратором. Начало ее карьере положила серия из четырнадцати книжек для малышей. В дальнейшем она стала иллюстрировать книги для ребят постарше. Вышла замуж за Ричарда Дж. Робинсона, коллегу-художника, и впоследствии обрела международную известность благодаря серии книг «Тедди Робинсон», которую начала иллюстрировать и писать в 1953 году. Основой серии послужили «приключения» плюшевого мишки ее дочери Деборы. У самой писательницы в детстве такой игрушки не было.

В 1968 году книга «Когда здесь была Марни» номинировалась на медаль Карнеги. Джоан всегда писала о девочках, страдавших от недостатка любви. О книге «Когда здесь была Марни» она говорила так: «Можно много книг написать, но вашу душу заключает в себе лишь одна из них!»

Глава первая

Миссис Престон поправила на Анне шляпку. Вид у миссис Престон был по обыкновению озабоченный.

– Веди себя хорошо, – сказала она. – Желаю приятно провести время. Непременно возвращайся здоровой, веселой, подзагоревшей!

Она обняла девочку и поцеловала на прощание. Миссис Престон очень хотела, чтобы та почувствовала себя защищенной, окруженной заботой и любимой.

Анна, однако, ощущала это ее старание, и оно было ей неприятно – словно какая-то стена воздвигалась между ними. Получалось, что в последний момент вся искренность прощания куда-то улетучивалась. У других детей всякие объятия и поцелуи получались как-то сами собой. Анна знала, что миссис Престон весьма порадовало бы нечто подобное, но не могла ничего с собой поделать. Она лишь стояла, замерев, у открытой двери вагона, держа в руке саквояж и очень стараясь изобразить на лице обычное выражение. Скорей бы тронулся поезд!

Для Анны это, может, и было обычное выражение лица, а вот миссис Престон казалось, что девочка застыла с каменной физиономией. Ну что тут прикажете делать? Дама вздохнула и заговорила о вещах более приземленных:

– Поставишь саквояж на багажную полку. Комикс у тебя в кармане плаща. – Миссис Престон порылась в сумочке и протянула Анне сверток: – Возьми, золотко. Тут шоколадка, чтобы тебе в дороге не скучать, и бумажные салфетки – ротик вытереть.

Локомотив свистнул. Носильщик принялся закрывать вагонные двери. Миссис Престон легонько подтолкнула девочку в спину:

– Ступай, милая. Сейчас поедешь.

«Пихается еще!» – проворчала про себя Анна и полезла в вагон.

По-прежнему без улыбки она выглянула в окно купе.

– Передавай большой привет миссис Пегг и Сэму, – напомнила миссис Престон. – Скажи им, я надеюсь вскоре приехать… с однодневной экскурсией, если получится…

Поезд плавно двинулся вдоль перрона. Миссис Престон заторопилась:

– Когда доберешься, обязательно пришли мне открытку! Не забудь, тебя в Хичеме встречать будут! Смотри внимательней, не потеряйся! А еще у тебя пересадка в Кингс-Линне, там трудно запутаться. У тебя во внутреннем кармане саквояжа лежит открыточка с маркой… просто чтобы я знала, что ты добралась благополучно… До свидания, золотко, будь хорошей девочкой!

Она уже бежала рядом с вагоном. Вид у нее был непривычно жалкий, почти умоляющий. Анна поневоле смягчилась – и весьма вовремя.

– До свидания, тетушка! – прокричала она, высунувшись в окошко. – Спасибо за шоколадку! Всего доброго!..

Девочка успела заметить, как при слове «тетушка» обеспокоенное выражение на лице миссис Престон сменилось улыбкой. Еще бы, такого она от Анны точно не ожидала. Потом состав набрал скорость… и станция скрылась за поворотом.

Анна уселась на свое место, даже не оглядевшись по сторонам. Отломила четыре квадратика шоколада. Убрала остаток плитки в карман вместе с упаковкой салфеток. Открыла комикс…

До Кингс-Линна было целых два часа. Даже больше. Надо просто сохранять «обычный» вид, и, если повезет, с нею никто не заговорит. Она будет просто читать комикс и смотреть в окошко, ни о чем не думая.

Ни о чем не думать – в последнее время это успело стать ее любимым занятием. И отчасти причиной, по которой она сейчас катила в Норфолк, чтобы пожить с мистером и миссис Пегг. Не единственной причиной, конечно, только остальные объяснить было бы трудно. Ну не было у нее в школе задушевных подружек. Ну не хотелось ей никого на чай приглашать. И ее меньше всего волновало, что другие ее тоже не приглашали.

Оценил книгу

В детстве многие чувствовали себя непохожими на друзей и родителей и даже думали, что при рождении их подменили в роддоме. Но Анне взаправду досталась такая невеселая судьба: она рано лишилась родителей, а затем и бабушки, попав в приёмную семью, где чувствует себя гадким утенком. Взрослые окружили ее заботой, но девочка дичится и держит дистанцию, считая себя недостойной их внимания. В глубине души Анна любит миссис Престон и хотела бы с ней сблизиться, но ей мешает страшная мысль, что ее удочерили из корыстных соображений - чтобы получать пособие. Анна делит людей на тех, кто "внутри" некоего волшебного круга, где есть посиделки с друзьями и задушевное общение, и тех, кто "снаружи" и не вписывается ни в одну компанию, как и она. В том, что другие не проявляют к ней интереса, девочка видит свою вину и казнит себя за это. Приемная мать упрекает Анну в апатичности и отсутствии интереса к жизни, но для девочки жизнь не имеет смысла, если её не с кем разделить.

Она слишком хорошо знала, что представляет собой на самом деле. Она была уродина со скверным характером, глупая, неблагодарная… и грубиянка в придачу. Поэтому ее никто и не любил.

Анна одинока настолько, что ей даже некому пожаловаться на своё одиночество. Но всё меняется, когда она знакомится с Марни - такой красивой, такой богатой, такой довольной жизнью, такой другой , но такой похожей на Анну в своей бесприютности. Благодаря подруге Анна понимает, что ощущение одиночества не зависит от того, полная у тебя семья или нет, равно как и от количества людей, которые тебя окружают. А у Марни, между тем, есть свой секрет, разгадку которого надежно охраняет Болотный Дом...

Это странное, грустное и почти недетское произведение с легким налетом мистики - не удивляюсь, что его так долго не переводили на русский. Я заинтересовалась им, потому что пару месяцев назад посмотрела аниме "Воспоминания о Марни" студии "Гибли". Странно, но история, написанная британской писательницей, действительно оказалась очень японской. Но если вы выбираете между книгой и экранизацией, то я всё-таки посоветую смотреть аниме. Почему? Писательница попыталась в доступной форме преподнести детям взрослые проблемы, но не справилась со своей задачей. Она то не дожимает, сюсюкая с подростками, то пережимает, толкая речь про не сложившиеся семьи. В итоге история получилась очень схематичной - про печальки и обидки, а не про трагедию ненужных детей и подростковую непонятость. В то же время японские мультипликаторы, в культуре которых разобщенность и обособленность стали чуть ли не традицией, смогли придать повести об одиночестве и недолюбленности ту пронзительность, которой не хватило автору. Режиссер выкрутил все эмоции на максимум: вот Анна, она сомневается в искренности чувств приемных родителей, копит переживания, носит их в себе, пока, наконец, не открывается Марни - мучительно, со слезами, преодолевая неуверенность и страх быть отвергнутой подругой. Вот Марни, золотая девочка, забавная игрушка богатых родителей, брошенная на нянек и служанок, которые срывают на ней свою зависть, испытывающая панический страх перед собаками и мельницами. Вот приёмная мать Анны, мучимая сомнениями в своих материнских способностях, готовая отдать девочке последнее, страдающая от её грубости и детской жестокости. Аниме показывает, что каждый герой поджаривается в маленьком личном аду, заключенный в скорлупу своего одиночества, а книга этого понимания не дает.

P.S. Подозреваю, обилие уменьшительных суффиксов - "заслуга" переводчика, который стремился таким образом передать заботу взрослых о главной героине, но на репликах вроде "Утёночек, не забивай головку, скушай яичко и иди в постельку" во мне просыпалось желание убивать. Общаться в таком тоне с человеком 10-12 лет недопустимо, по возможности избегайте этого.

Оценил книгу

Акварельная воздушная картинка, сонм прекрасных образов, мечта. Творение мастера, любуясь которым, неизбежно улавливаешь дуновение соленого бриза, слышишь жалобный крик парящих чаек, купаешься в янтарных лучах солнца, веселыми зайчиками разбегающихся по лужам. И сколь серьезно ты ни был настроен, все равно строчка за строчкой становишься ребенком. Покинутым ребенком, тщетно пытающимся отыскать свое место в зябком неуютном мире.

Потому неудивительно, что оставляя позади каменистый берег пенного моря, край сосен-исполинов и долгих закатов, я все больше проникалась сочувствием к Анне – колкой девчушке, скрывшейся от одиночества под скорлупой безразличия. Конечно, легко понять причины, предугадать последствия, когда твои беспокойные подростковые давно канули в Лету, но когда тебе совсем немного лет, а мир не раскрывает перед тобой свои объятья, сложно что-либо понять и принять. Надевая «обычное лицо», Анна не ждала ни любви, ни участия… а, может, просто не хотела их замечать? Она отводила взгляд и «даженепыталась». Именно так, одним словом длиною в вечность. И, конечно, мало бы что-то изменилось, если бы однажды плеск волн о края легкой лодки и мечта не привели ее к Марни. Первой настоящей подруге.
Марни, смешная Марни… кто же ты? Конечно, догадки появились сразу, но я так переживала за Анну, что, в конечном счете, закрыла на них глаза, перестала выстраивать логическую цепочку событий и отдалась во власть текста. Незамысловатого и все же прекрасного текста, изобилующего красками. Автор позволила не только побывать вместе с маленькой героиней в Литтл-Овертоне, побродить по болотцам, полюбоваться видами залива, затеряться в дюнах, но и подарила важную мысль: кем бы ни была Марни, она помогла Анне раскрыть свое сердце навстречу жизни, навстречу лету, навстречу тем, кто близок и кто далек. Белокурая девчушка словно смахнула с нее пыль прошлого и помогла сделать первый осознанный шаг в настоящее, а после…
А после было многое, что даже не ожидалось встретить в книге, своей удивительной атмосферой напоминающей сказку. Война, боль разлук и потерь, мука неслучившегося материнства и бесконечная сила любви. Этот крепкий завиток событий не кажется надуманным или выпирающим из контекста, он настолько органичен, что читателю не остается ничего, только позволить вовлечь себя в эту печальную, бесконечно добрую историю.

И я ни капли не жалею, что именно с этой книгой распрощалась с еще одной неделей лета, что именно она так кстати закрепила в памяти недавние впечатления: волны моря, теплый ветер и детский смех. И, как ни странно, она заставила меня взгрустнуть о том, что в моем личном минувшем есть дорогие люди, которых я так мало помню, но так много бы отдала, чтобы еще раз заглянуть в родные глаза. Ведь в каждом из нас, хоти мы того или нет, хранится чья-то любовь, чья-то надежда, чья-то вера. Пожать бы руку этому кому-то , да уже не случится.

Оценил книгу

Жизнь моя - шаг над бездной разлуки...

Прочитать книгу мне, как, наверное, большинству, захотелось сразу же после просмотра одноименного мультфильма, который мне очень понравился. Издания пришлось ждать почти два года, но это стоило того. Книга оформлена просто чудесно, а уж сама история...

Это очень грустная книга. Лично для меня - ужасно грустная. Наверное, ни над одной "почти взрослой" книгой я так не плакала, так не сочувствовала героине. Но я сейчас имею в виду не Анну, а именно Марни. Как по мне, обеих девочек можно считать равнозначными главными героинями, несмотря на то, что одна из них, в принципе, на самом деле не участвует в основных событиях.

Думаю, многим будут знакомы размышления несчастного ребенка, у которого в детстве не было друзей, а родители уделяли ему недостаточно времени. Это острое чувство отчужденности от остальных, тоска по "нормальности", ощущение, что ты за пределами круга, за пределами счастья. Вся книга пронизана чувством одиночества, неясной тоски, мечтаний о чем-то ином. Атмосфера повествования погружает нас во внутренний мир непохожего на других ребенка: эти пустынные дюны, заброшенный Болотный Дом, птицы, кричащие "Жаль меня!"... Всё это вводит читателя в состояние меланхолии, погружает в свои собственные воспоминания.

По мере развития сюжета, ты всё больше прикипаешь к Анне, радуешься и волнуешься за неё, надеясь на счастливый финал, будто от него зависит и твоя жизнь. А когда узнаешь Марни... Просто не можешь не жалеть её. В самом деле, на фоне её истории начинаешь задумываться, так ли уж несчастна Анна?
А ближе к концу повествования (в части наиболее сильно отличающейся от мультфильма) невозможно не проникнуться симпатией к семейству Линдсеев, не сравнить наглядно два разных мира: счастливого детства в дружной многодетной семье и одинокого существования с самим собой.

Словом, книга производит просто непередаваемое впечатление... И я ни в коем разе не назвала бы её детской. Нет. Мне кажется, чтобы до конца понять всю трагедию жизни Марни, нужно уже иметь и свой опыт за плечами, и в чем-то схожие воспоминания...

Немного обидно, что такая хорошая книга так мало известна в России. Остается надеяться, что благодаря экранизации и такому замечательному изданию она приобретет заслуженную аудиторию.

© М. Семёнова, перевод, 2016

© Оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2016

Издательство АЗБУКА®

Предисловие

Джоан Г. Робинсон родилась в 1910 году – второй ребенок из четверых в адвокатской семье. Ее раннее детство прошло в пригороде Хэмпстед-Гарден. Она посещала семь разных школ, но экзаменов не сдавала. Джоан всегда хотелось быть книжным иллюстратором. Начало ее карьере положила серия из четырнадцати книжек для малышей. В дальнейшем она стала иллюстрировать книги для ребят постарше. Вышла замуж за Ричарда Дж. Робинсона, коллегу-художника, и впоследствии обрела международную известность благодаря серии книг «Тедди Робинсон», которую начала иллюстрировать и писать в 1953 году. Основой серии послужили «приключения» плюшевого мишки ее дочери Деборы. У самой писательницы в детстве такой игрушки не было.

В 1968 году книга «Когда здесь была Марни» номинировалась на медаль Карнеги. Джоан всегда писала о девочках, страдавших от недостатка любви. О книге «Когда здесь была Марни» она говорила так: «Можно много книг написать, но вашу душу заключает в себе лишь одна из них!»

Глава первая

Миссис Престон поправила на Анне шляпку. Вид у миссис Престон был по обыкновению озабоченный.

– Веди себя хорошо, – сказала она. – Желаю приятно провести время. Непременно возвращайся здоровой, веселой, подзагоревшей!

Она обняла девочку и поцеловала на прощание. Миссис Престон очень хотела, чтобы та почувствовала себя защищенной, окруженной заботой и любимой.

Анна, однако, ощущала это ее старание, и оно было ей неприятно – словно какая-то стена воздвигалась между ними. Получалось, что в последний момент вся искренность прощания куда-то улетучивалась. У других детей всякие объятия и поцелуи получались как-то сами собой. Анна знала, что миссис Престон весьма порадовало бы нечто подобное, но не могла ничего с собой поделать. Она лишь стояла, замерев, у открытой двери вагона, держа в руке саквояж и очень стараясь изобразить на лице обычное выражение. Скорей бы тронулся поезд!

Для Анны это, может, и было обычное выражение лица, а вот миссис Престон казалось, что девочка застыла с каменной физиономией. Ну что тут прикажете делать? Дама вздохнула и заговорила о вещах более приземленных:

– Поставишь саквояж на багажную полку. Комикс у тебя в кармане плаща. – Миссис Престон порылась в сумочке и протянула Анне сверток: – Возьми, золотко. Тут шоколадка, чтобы тебе в дороге не скучать, и бумажные салфетки – ротик вытереть.

Локомотив свистнул. Носильщик принялся закрывать вагонные двери. Миссис Престон легонько подтолкнула девочку в спину:

– Ступай, милая. Сейчас поедешь.

«Пихается еще!» – проворчала про себя Анна и полезла в вагон.

По-прежнему без улыбки она выглянула в окно купе.

– Передавай большой привет миссис Пегг и Сэму, – напомнила миссис Престон. – Скажи им, я надеюсь вскоре приехать… с однодневной экскурсией, если получится…

Поезд плавно двинулся вдоль перрона. Миссис Престон заторопилась:

– Когда доберешься, обязательно пришли мне открытку! Не забудь, тебя в Хичеме встречать будут! Смотри внимательней, не потеряйся! А еще у тебя пересадка в Кингс-Линне, там трудно запутаться. У тебя во внутреннем кармане саквояжа лежит открыточка с маркой… просто чтобы я знала, что ты добралась благополучно… До свидания, золотко, будь хорошей девочкой!

Она уже бежала рядом с вагоном. Вид у нее был непривычно жалкий, почти умоляющий. Анна поневоле смягчилась – и весьма вовремя.

– До свидания, тетушка! – прокричала она, высунувшись в окошко. – Спасибо за шоколадку! Всего доброго!..

Девочка успела заметить, как при слове «тетушка» обеспокоенное выражение на лице миссис Престон сменилось улыбкой. Еще бы, такого она от Анны точно не ожидала. Потом состав набрал скорость… и станция скрылась за поворотом.

Анна уселась на свое место, даже не оглядевшись по сторонам. Отломила четыре квадратика шоколада. Убрала остаток плитки в карман вместе с упаковкой салфеток. Открыла комикс…

До Кингс-Линна было целых два часа. Даже больше. Надо просто сохранять «обычный» вид, и, если повезет, с нею никто не заговорит. Она будет просто читать комикс и смотреть в окошко, ни о чем не думая.

Ни о чем не думать – в последнее время это успело стать ее любимым занятием. И отчасти причиной, по которой она сейчас катила в Норфолк, чтобы пожить с мистером и миссис Пегг. Не единственной причиной, конечно, только остальные объяснить было бы трудно. Ну не было у нее в школе задушевных подружек. Ну не хотелось ей никого на чай приглашать. И ее меньше всего волновало, что другие ее тоже не приглашали.

Вот в это последнее миссис Престон никак не могла поверить. Она только и делала, что восклицала: «Да что же за безобразие! Неужели все правда отправились на каток, а тебя не позвали?» Вместо катка это мог быть киносеанс, зоопарк, загородная прогулка, поиск сокровищ – нужное подчеркнуть. «Что же ты сама им не намекнешь? – переживала миссис Престон. – В следующий раз непременно дай знать, что ты тоже пошла бы! Почему не сказать: „Девочки, возьмете меня, если местечко найдется? Я с радостью!“ Если все время молчать, как же они узнают, что тебе тоже хочется!»

Но вся штука была как раз в том, что Анне вовсе и не хотелось. В смысле – больше не хотелось. Она не взялась бы втолковать этого миссис Престон, но сама отчетливо понимала: задушевные подружки, чаепития и все прочее были… ну… для тех, кто находился внутри некоего волшебного круга. Анна же определенно пребывала вне его. За чертой. Поэтому ее это все не касалось. Вот так. Все очень просто.

Другим вопросом было «тыдажеинепытаешься». Именно так, одним длинным словом. За последние полгода Анна столько раз слышала эту фразу, что она слилась для нее в единое целое. «Анна, ты даже и не пытаешься!» – каждый день вещала мисс Дэвисон, их классная дама. Даже в годовом табеле так написала. А дома то же самое твердила миссис Престон.

«Я совсем не имею в виду, что с тобой что-то не так, – говорила она. – В смысле, ты ничем не хуже других девочек. Ты умненькая… просто это твое свойство… – И звучало ключевое слово: – Тыдажеинепытаешься! Ты же так всю свою будущность можешь профукать…»

Если же ее спрашивали об Анне – где она будет дальше учиться и всякое такое, – миссис Престон отвечала: «Ах, право, даже не знаю! Эта девочка дажеинепытается! Что с ней делать – просто ума не приложу…»

Анну это вовсе не волновало. Ее вообще ничто особенно не волновало. Зато ужасно беспокоило всех остальных. Первой захлопала крыльями миссис Престон. Потом – классная. И наконец – доктор Браун: его вызвали, когда у нее обнаружилась астма и она целых две недели не ходила в школу.

«Я так понимаю, ты очень переживаешь из-за школы», – с этаким добрым прищуром заметил врач.

«Я? Да нет, – буркнула Анна. – Это она переживает».

«Вот как! – Доктор Браун прошелся по комнате. Он брал в руки то одно, то другое, внимательно рассматривал, клал на место. – Значит, тебе становится особенно плохо перед уроками арифметики?»

«Иногда…»

«Так-так! – Доктор Браун поставил на каминную полку фарфоровую свинку и стал вглядываться в черные нарисованные глазки. – А мне вот кажется, ты все-таки переживаешь!»

Анна промолчала.

«Я угадал?» – И он обернулся к ней.

«Я думала, вы со свинкой разговариваете», – ответила она.

Услышав такое, доктор Браун чуть было не улыбнулся, но Анна смотрела с самым суровым видом, и он продолжал столь же серьезно:

«Я все-таки полагаю, что ты переживаешь. Сейчас объясню, почему я так думаю. Наверное, все дело в том, что твои… – Он осекся, подошел ближе. – Как ты ее называешь?»

«Миссис Престон. Ты называешь ее тетушкой?»

Анна кивнула.

«Полагаю, ты волнуешься оттого, что волнуется она. Правильно?»

«Нет. Говорю же вам, ни о чем я не беспокоюсь».

Тут он перестал бродить по комнате и просто уставился на Анну. Она лежала в постели, сипло дыша, с «обычным» лицом. Доктор посмотрел на часы и сказал деловым тоном:

«Что ж, хорошо. Значит, все в порядке, так и запишем…»

И унесся вниз по ступенькам – переговорить с миссис Престон.

После этого все начало как-то быстро меняться. Во-первых, Анна так и не вернулась в школу, хотя до конца учебного года оставалось еще недель шесть. Вместо этого они с миссис Престон отправились по магазинам – закупать для Анны шорты, пляжные босоножки и толстый свитер. Потом миссис Престон получила ответное письмо от одной старой подруги. «Да, конечно! – написала ей Сьюзан Пегг. – Пусть малышка приезжает, мы с Сэмом рады будем ее принять. Мы с Сэмом, правда, уже не особенно молоды, и кости у него всю минувшую зиму болели, но раз девочка такая тихоня и не станет повсюду носиться, надеемся, все пройдет хорошо. Как ты помнишь, живем мы простецки, без изысков, но все необходимое в доме найдется. У нас даже телевизор есть…»

Стр. 1 из 48

© М. Семёнова, перевод, 2016

© Оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2016

Издательство АЗБУКА®

Предисловие

Джоан Г. Робинсон родилась в 1910 году – второй ребенок из четверых в адвокатской семье. Ее раннее детство прошло в пригороде Хэмпстед-Гарден. Она посещала семь разных школ, но экзаменов не сдавала. Джоан всегда хотелось быть книжным иллюстратором. Начало ее карьере положила серия из четырнадцати книжек для малышей. В дальнейшем она стала иллюстрировать книги для ребят постарше. Вышла замуж за Ричарда Дж. Робинсона, коллегу-художника, и впоследствии обрела международную известность благодаря серии книг «Тедди Робинсон», которую начала иллюстрировать и писать в 1953 году. Основой серии послужили «приключения» плюшевого мишки ее дочери Деборы. У самой писательницы в детстве такой игрушки не было.

В 1968 году книга «Когда здесь была Марни» номинировалась на медаль Карнеги. Джоан всегда писала о девочках, страдавших от недостатка любви. О книге «Когда здесь была Марни» она говорила так: «Можно много книг написать, но вашу душу заключает в себе лишь одна из них!»

Глава первая
Анна

Миссис Престон поправила на Анне шляпку. Вид у миссис Престон был по обыкновению озабоченный.

– Веди себя хорошо, – сказала она. – Желаю приятно провести время. Непременно возвращайся здоровой, веселой, подзагоревшей!

Она обняла девочку и поцеловала на прощание. Миссис Престон очень хотела, чтобы та почувствовала себя защищенной, окруженной заботой и любимой.

Анна, однако, ощущала это ее старание, и оно было ей неприятно – словно какая-то стена воздвигалась между ними. Получалось, что в последний момент вся искренность прощания куда-то улетучивалась. У других детей всякие объятия и поцелуи получались как-то сами собой. Анна знала, что миссис Престон весьма порадовало бы нечто подобное, но не могла ничего с собой поделать. Она лишь стояла, замерев, у открытой двери вагона, держа в руке саквояж и очень стараясь изобразить на лице обычное выражение. Скорей бы тронулся поезд!

Для Анны это, может, и было обычное выражение лица, а вот миссис Престон казалось, что девочка застыла с каменной физиономией. Ну что тут прикажете делать? Дама вздохнула и заговорила о вещах более приземленных:

– Поставишь саквояж на багажную полку. Комикс у тебя в кармане плаща. – Миссис Престон порылась в сумочке и протянула Анне сверток: – Возьми, золотко. Тут шоколадка, чтобы тебе в дороге не скучать, и бумажные салфетки – ротик вытереть.

Локомотив свистнул. Носильщик принялся закрывать вагонные двери. Миссис Престон легонько подтолкнула девочку в спину:

– Ступай, милая. Сейчас поедешь.

«Пихается еще!» – проворчала про себя Анна и полезла в вагон.

По-прежнему без улыбки она выглянула в окно купе.

– Передавай большой привет миссис Пегг и Сэму, – напомнила миссис Престон. – Скажи им, я надеюсь вскоре приехать… с однодневной экскурсией, если получится…

Поезд плавно двинулся вдоль перрона. Миссис Престон заторопилась:

– Когда доберешься, обязательно пришли мне открытку! Не забудь, тебя в Хичеме встречать будут! Смотри внимательней, не потеряйся! А еще у тебя пересадка в Кингс-Линне, там трудно запутаться. У тебя во внутреннем кармане саквояжа лежит открыточка с маркой… просто чтобы я знала, что ты добралась благополучно… До свидания, золотко, будь хорошей девочкой!

Она уже бежала рядом с вагоном. Вид у нее был непривычно жалкий, почти умоляющий. Анна поневоле смягчилась – и весьма вовремя.

– До свидания, тетушка! – прокричала она, высунувшись в окошко. – Спасибо за шоколадку! Всего доброго!..

Девочка успела заметить, как при слове «тетушка» обеспокоенное выражение на лице миссис Престон сменилось улыбкой. Еще бы, такого она от Анны точно не ожидала. Потом состав набрал скорость… и станция скрылась за поворотом.

Анна уселась на свое место, даже не оглядевшись по сторонам. Отломила четыре квадратика шоколада. Убрала остаток плитки в карман вместе с упаковкой салфеток. Открыла комикс…

До Кингс-Линна было целых два часа. Даже больше. Надо просто сохранять «обычный» вид, и, если повезет, с нею никто не заговорит. Она будет просто читать комикс и смотреть в окошко, ни о чем не думая.

Ни о чем не думать – в последнее время это успело стать ее любимым занятием. И отчасти причиной, по которой она сейчас катила в Норфолк, чтобы пожить с мистером и миссис Пегг. Не единственной причиной, конечно, только остальные объяснить было бы трудно. Ну не было у нее в школе задушевных подружек. Ну не хотелось ей никого на чай приглашать. И ее меньше всего волновало, что другие ее тоже не приглашали.

Вот в это последнее миссис Престон никак не могла поверить. Она только и делала, что восклицала: «Да что же за безобразие! Неужели все правда отправились на каток, а тебя не позвали?» Вместо катка это мог быть киносеанс, зоопарк, загородная прогулка, поиск сокровищ – нужное подчеркнуть. «Что же ты сама им не намекнешь? – переживала миссис Престон. – В следующий раз непременно дай знать, что ты тоже пошла бы! Почему не сказать: „Девочки, возьмете меня, если местечко найдется? Я с радостью!“ Если все время молчать, как же они узнают, что тебе тоже хочется!»

Но вся штука была как раз в том, что Анне вовсе и не хотелось. В смысле – больше не хотелось. Она не взялась бы втолковать этого миссис Престон, но сама отчетливо понимала: задушевные подружки, чаепития и все прочее были… ну… для тех, кто находился внутри некоего волшебного круга. Анна же определенно пребывала вне его. За чертой. Поэтому ее это все не касалось. Вот так. Все очень просто.

Другим вопросом было «тыдажеинепытаешься». Именно так, одним длинным словом. За последние полгода Анна столько раз слышала эту фразу, что она слилась для нее в единое целое. «Анна, ты даже и не пытаешься!» – каждый день вещала мисс Дэвисон, их классная дама. Даже в годовом табеле так написала. А дома то же самое твердила миссис Престон.

«Я совсем не имею в виду, что с тобой что-то не так, – говорила она. – В смысле, ты ничем не хуже других девочек. Ты умненькая… просто это твое свойство… – И звучало ключевое слово: – Тыдажеинепытаешься! Ты же так всю свою будущность можешь профукать…»

Если же ее спрашивали об Анне – где она будет дальше учиться и всякое такое, – миссис Престон отвечала: «Ах, право, даже не знаю! Эта девочка дажеинепытается! Что с ней делать – просто ума не приложу…»

Анну это вовсе не волновало. Ее вообще ничто особенно не волновало. Зато ужасно беспокоило всех остальных. Первой захлопала крыльями миссис Престон. Потом – классная. И наконец – доктор Браун: его вызвали, когда у нее обнаружилась астма и она целых две недели не ходила в школу.